Сталкинг,Искуство контролируемой глупости,Искуства следопыта,описанного Карлитосом не понятно для чего,и как понять воин первого внимания,ну человек выследил себя избавился от всего своего внутреннего дерьма,а причем сдесь магия,какой он маг,он просто человек с точки зрения психоанализа человек с здоровой и устойчивой нервной системой.Но как я осознал что такое Сталкинг(в первую очередь самого себя),это на первом этапе просто добиваешься состояния трезвости ,спокойствия и уравновешенности.То есть как говорил,Карлитос достигаешь места без жалости.Ты выслеживаешь себя терпеливо,мягко,искусно ,безжалосно.И второй этап когда сталкер может по настоящему чуствовать все те чуства и без притворства,но под контролем,становясь кем угодно.Это изюменка,это высшее мастерство.И еще это по описанию Карлоса мог делать нагваль Хулиан.Он мог быть дряхлым стариком,и молодым челом,в зависимости от обстоятельств.Я не мог понять и с трудом верилось что с талкер можнт так трансформироватся,но нашел объяснение,которое пропустил ранее читая.Арендатор который брал энергию нагвалей,линии дон Хуана, сделал подарок силы Хулиану показав походку силы с пом которй Хулиан трансформировался,ну и естественно и силы намерения.

Пока все просто не когда до вечера,заранее извеняюсь за орфографию,и клава заедает,и съедает буквы.

Я сам не давно обратил на это внимание вечером найду напишу.

- Я думаю, вы уже знаете  Карлоса  -  как  величайшую  индульгирующую
личность, которую я когда-либо  встречал,  -  сказал  дон  Хуан  с  ужасно
серьезным видом. - еще более величайшую, чем наш бенефактор.  Уверяю  вас,
что если и есть человек, воспринимающий индульгирование серьезно, так  это
он.
     Я засмеялся, но меня никто не поддержал. Хозяева смотрели на меня  со
странным блеском в глазах.
     - Я не сомневаюсь, что вы создадите памятное трио,  -  продолжал  дон
Хуан. - Старейший и наиболее осведомленный, наиболее опасный и сильный,  и
наиболее индульгирующий тип.
     Они по-прежнему не смеялись, внимательно изучая меня до тех пор, пока
я не смутился. И тогда Висенте Медрано нарушил молчание.
     - Не знаю, зачем ты привел его в  дом,  -  сказал  он  сухим,  резким
тоном. - От него мало пользы. Выгони его на задний двор.
     - И свяжи его, - добавил Сильвио Мануэль.
     Дон Хуан повернулся ко мне. - идем,  -  сказал  он  тихо,  и  быстрым
кивком головы указал на заднюю часть дома.
     Было более чем ясно, что этим людям я не понравился. Я не  знал,  что
сказать. Конечно, я был и рассержен и обижен, но эти чувства были тем, что
рикошетом отскакивало от моего состояния повышенного сознания.
     Мы вышли на задний двор. Дон Хуан небрежно поднял кожаную  веревку  и
обкрутил ее вокруг моей шеи с неимоверной скоростью. Его движения были так
быстры  и  так  проворны,  что  секундой  позже,  когда  до   меня   дошло
происходящее, дело было уже сделано. Я, как собака, был привязан за шею  к
одной из двух колонн из шлакоблоков, которые  поддерживали  тяжелую  крышу
задней веранды.
     Дон Хуан покачал головой, выказывая то ли смирение, то ли неверие,  и
вернулся в дом, едва я начал кричать, чтобы  он  развязал  меня.  Веревка,
туго обкрученная вокруг моей шеи, мешала кричать так громко,  как  мне  бы
хотелось.
     Я не мог поверить тому, что случилось. Сдерживая  гнев,  я  попытался
развязать узел на моей шее. Он был таким маленьким,  что  кожаные  полосы,
казалось, склеились вместе. Стараясь раздвинуть их, я обломал свои ногти.
     Потом был приступ неконтролируемого гнева, и я рычал как обессиленный
зверь. Я схватил веревку, накрутил ее на свои предплечья и, уперев ноги  в
колонну, рванулся изо всех сил. Но кожа оказалась слишком крепкой для моих
мышц. Я почувствовал себя униженным и напуганным.  Страх  дал  мне  момент
трезвости. Я знал, что позволил обманчивой ауре рассудительности дон Хуана
обмануть себя.
     Я оценил свою ситуацию так объективно, как только мог,  и  не  увидел
иного средства спасения, как только перерезать кожаную  веревку.  Я  начал
бешено перетирать ее об острый угол колонны.  Мне  казалось,  что  если  я
успею разодрать веревку, прежде чем кто-нибудь из мужчин выйдет во двор, у
меня появится возможность  добежать  до  машины  и  удрать  отсюда,  чтобы
никогда не возвращаться вновь.
     Я пыхтел и потел, я все тер и  тер  веревку,  пока  мне  не  осталось
совсем немного. И вновь уперев ноги в колонну  и  обмотав  веревку  вокруг
предплечий, я отчаянно рванул ее. Веревка лопнула, а сила  рывка  откинула
меня на спину, и я кувырком влетел в дом.
     Когда я с треском влетел  в  открытую  дверь,  дон  Хуан,  Висенте  и
Сильвио Мануэль стояли посреди комнаты и аплодировали мне.
     - Какое  драматичное  возвращение,  -  сказал  Висенте,  помогая  мне
встать, - ты одурачил меня. Я не думал, что ты способен на такие вспышки.
     Дон Хуан подошел ко мне и развязал узел, освобождая мою шею от  куска
обмотанной веревки.
     Меня трясло от страха, напряжения и гнета. Дрожащим голосом я спросил
дон Хуана, зачем он так издевается надо мной.  Они  засмеялись  и  на  миг
показались совсем не грозными.
     - Мы хотели проверить тебя и определить,  к  какому  типу  мужчин  ты
действительно относишься, - сказал дон Хуан.
     Он подвел меня к одной  из  кушеток  и  вежливо  предложил  присесть.
Висенте и Сильвио Мануэль сели в кресла, а дон Хуан  опустился  на  другую
кушетку лицом ко мне.
     Я нервно рассмеялся, но больше не опасался за  свою  ситуацию,  и  не
боялся дон Хуана и его друзей. Все трое смотрели  на  меня  с  откровенным
любопытством. Висенте не мог перестать улыбаться, хотя и  делал  отчаянные
усилия казаться серьезным. Сильвио Мануэль,  рассматривая  меня,  ритмично
потряхивал головой. Его глаза остановились на мне и были расфокусированы.
     - Мы связали тебя, - продолжал дон Хуан, - чтобы узнать, какой  ты  -
ласковый, терпеливый, безжалостный или же хитрый. Мы не нашли  в  тебе  ни
одной из этих вещей. Скорее всего,  ты  просто  выдающаяся  индульгирующая
личность, как я и говорил.
     - Если бы ты не индульгировал в своем неистовстве,  ты,  конечно  же,
заметил бы, что грозный узел на веревке вокруг твоей  шеи  был  фальшивым.
Это застежка. Висенте придумал этот узел, чтобы дурачить своих друзей.
     - Ты яростно разорвал веревку. Безусловно, ты  не  ласков,  -  сказал
Сильвио Мануэль.
     Секунду они сидели в молчании, потом расхохотались.
     - У тебя нет ни безжалостности, ни хитрости, - продолжил дон Хуан.  -
если бы они у тебя были, ты легко бы расстегнул оба узла и убежал с ценной
веревкой. У тебя нет и терпения. Имей его, ты скулил бы и  кричал  до  тех
пор, пока не увидел бы, что у стены лежат садовые ножницы, которыми  можно
перерезать веревку в два счета и уберечь себя от мук и перенапряжения.
     - Тебя нельзя научить быть неистовым и тупым. Ты  уже  такой.  Но  ты
можешь научиться быть безжалостным, хитрым, терпеливым и ласковым.
     Дон Хуан объяснил  мне,  что  безжалостность,  хитрость,  терпение  и
ласковость были сутью "выслеживания". Они были  основаниями,  которым,  со
всеми их ответвлениями, надо обучаться аккуратно и тщательно.
     Все это он, конечно, адресовал мне, но говоря, смотрел то на Висенте,
то на Сильвио Мануэля, которые слушали его с величайшим вниманием и  время
от времени в согласии кивали головами.
     Он несколько раз подчеркнул, что обучение "выслеживанию"  -  одно  из
наиболее трудных дел, которые совершают маги. И он настаивал, что не имеет
значения тот факт, что они сами  обучают  меня  "выслеживанию",  не  имеет
значения и то, что я верю в противоположное,  есть  только  безупречность,
которая диктует их поступки.
     - Будь уверен, мы знали, что делаем. Наш бенефактор, нагваль  Хулиан,
видел это, - сказал дон Хуан, и все трое взорвались таким  шумным  смехом,
что я даже почувствовал себя неудобно. Я не знал, что и думать.
     Дон Хуан повторил, что очень важным пунктом для  понимания  было  то,
что  для  наблюдателя  поведение  магов  могло  показаться  злым,  хотя  в
действительности их поведение всегда остается безупречным.
     - Как ты можешь говорить об отличии, если находишься на  одном  конце
связки маг-наблюдатель? - спросил я.
     - Злые поступки люди совершают для личной  выгоды,  -  сказал  он.  -
маги, наоборот, преследуют в своих действиях  конечную  цель,  которая  не
имеет ничего общего с личной  выгодой.  Тот  факт,  что  они  наслаждаются
своими  поступками,  нельзя  оценивать  как  прибыль.  Скорее  всего,  это
состояние их характера. Обычный человек действует лишь в том случае,  если
есть шанс на прибыль. Воины говорят, что они действуют не ради выгоды,  но
для духа.
     Я задумался над этим. Действовать, не принимая в расчет выгоды,  было
для меня  действительно  чуждой  концепцией.  Я  был  воспитан,  вкладывая
деньги, надеяться на какое-нибудь вознаграждение, и  это  касалось  всего,
чем бы я не занимался.
     Должно быть, дон  Хуан  расценил  мое  молчание  и  задумчивость  как
скептицизм. Он засмеялся и посмотрел на своих товарищей.
     Взять нас четверых, например,  -  продолжал  он.  -  ты  веришь,  что
участвуя в этой ситуации, ты в  конце  концов  получишь  из  нее  какую-то
пользу. Если ты рассердишься на нас или мы  разочаруем  тебя,  ты  начнешь
мстить нам злыми поступками. Мы же, наоборот, не думаем о  личной  выгоде.
Наши действия продиктованы безупречностью - мы не можем ни  сердиться,  ни
разочаровываться относительно тебя.
     Дон Хуан улыбнулся и сказал мне, что с момента, когда мы  встретились
на автобусной станции, все, что он делал со  мной,  даже  если  так  и  не
казалось, было продиктовано  безупречностью.  Он  пояснил,  что  ему  было
необходимо поставить меня в беззащитную позицию и  тем  самым  помочь  мне
войти в состояние повышенного сознания. Именно поэтому  он  и  сказал  мне
тогда про раскрытую ширинку.
     - Это был способ встряхнуть тебя, - сказал он с усмешкой. - мы грубые
индейцы, поэтому все наши встряски довольно примитивны. Чем  более  опытен
воин, тем величественнее утонченность и разработка его толчков. И я должен
признать, мы с размахом проявили нашу грубость,  особенно  когда  посадили
тебя на ошейник, как собаку.
     Все трое усмехнулись и засмеялись так тихо, словно в доме был  кто-то
еще, кому они не хотели мешать.
     Ужасно низким голосом дон Хуан произнес, что поскольку я  нахожусь  в
состоянии повышенного сознания, я могу легко понять то, что он  собирается
рассказать мне об искусстве "выслеживания" и  мастерстве  "намерения".  Он
назвал их верховным торжеством старых и новых магов,  первейшей  вещью,  с
которой маги сталкивались тысячелетия назад, с которой они сталкиваются  и
сегодня. Он заявил, что "выслеживание" было началом, и прежде чем стать на
путь воина, воины должны были научиться "выслеживать", далее они обучаются
"намерению", и только потом могут передвигать свою точку сборки  по  своей
воле.

Я дико извеняюсь что вырываю клочки из Карлоса гораздо лучше его почитать,но я не могу так объяснить как он.Это про безжалосность.

Насчет днюхи Карлитоса то не кто не может сказать точно.Он достойный ученик и стер личную историю,предоставив в прессу несколько вариантов своей биографии,разбирайтесь ищите доказывайте друг другу,это его уже мало волновало.

Она  объяснила,  что  пересмотр  является   основной   силой
сталкеров, так же  как  тело  сновидения  является  силой  сновидящих.  Он
состоит из пересмотра собственной жизни  вплоть  до  самых  незначительных
деталей.
     Ее бенефактор дал ей ящик как средство и символ, которое должно  было
помочь ей научиться концентрации, потому что ей пришлось сидеть там долгие
годы, пока вся жизнь не прошла перед ее глазами, и в то же время  это  был
символ узости границ нашей личности. Ее бенефактор сказал  ей,  что  когда
она закончит свой перепросмотр, она разломает ящик, символизируя этим, что
она больше не связана ограничениями собственной личности.
     Она сказала, что сталкеры пользуются ящиками или  земляными  гробами,
чтобы  закрываться  в  них,  пока  они  вновь  переживают,  а  не   просто
пересматривают каждый момент своей жизни.  Причина,  по  которой  сталкеры
должны пересматривать свою жизнь таким подробным образом  состоит  в  том,
что дар  орла  человеку  включает  в  себя  его  согласие  принять  вместо
настоящего сознания суррогат, если этот суррогат будет совершенной копией.
     Флоринда объяснила, что поскольку сознание является  пищей  орла,  он
может  удовлетвориться  в  совершенстве  выполненным  пересмотром   вместо
сознания.
     Затем Флоринда дала мне основу пересмотра. Она  сказала,  что  первая
стадия - это краткий учет всех случаев нашей жизни, которые явным  образом
подлежат пересмотру. Вторая стадия - это более полный  пересмотр,  который
начинается систематически с точки, когда сталкер сел в ящик и теоретически
может простираться вплоть до момента  рождения.  Она  заверила  меня,  что
совершенный пересмотр может изменить воина настолько же, если  не  больше,
как и полный контроль над телом сновидения. В этом  смысле  как  искусство
сновидения, так и искусство сталкинга вели к одному  и  тому  же  концу  -
входу в третье внимание. Для воина важно, однако, знать и практиковать как
то, так и другое. Она сказала, что женщинам требуются разные  конфигурации
светящегося тела, чтобы добиться мастерства в одном или в другом. Мужчины,
с другой стороны, могут делать и  то  и  другое  довольно  легко,  но  они
никогда не способны достичь такого уровня мастерства,  которого  достигают
женщины в каждом искусстве.
     Флоринда объяснила, что ключевым моментом  пересмотра  было  дыхание.
Для нее дыхание было магическим,  потому  что  это  была  функция,  дающая
жизнь. Она сказала,  что  пересматривать  легко,  если  сможешь  уменьшить
область возбуждения вокруг тела. В этом и был смысл ящика.  Затем  дыхание
будет выносить все  более  и  более  глубокие  воспоминания.  Теоретически
сталкеры должны вспомнить каждое чувство, которое было у них  в  жизни,  а
этот процесс начинается у них с дыхания.
     Она предупредила меня, что те вещи, которым она меня  учит,  являются
лишь предварительными и что в другое  время  и  в  другой  обстановке  она
обучит меня тонкостям. Она сказала, что ее бенефактор  велел  ей  написать
список тех событий, которые ей надо пережить. Он сказал  ей,  что  процесс
начинается с первоначального дыхания. Сталкер начинает  с  того,  что  его
подбородок  лежит  на  правом  плече  и  по  мере  медленного   вдоха   он
поворачивает голову по дуге в 180 град. Вдох заканчивается на левом плече.
После того, как закончен вдох, голова возвращается обратно в расслабленное
положение. Выдыхает сталкер, глядя прямо перед собой. Затем сталкинг берет
событие, которое у него стоит первым по списку и остается  с  ним  до  тех
пор, пока не будут учтены все чувства, затраченные в этом  событии.  Когда
сталкер вспомнит все чувства, которые он испытал в том, что он вспоминает,
он медленно вдыхает, двигая голову с правого плеча на левое.  Смысл  этого
вдоха -  восстановить  энергию.  Флоринда  сказала,  что  светящееся  тело
постоянно создает паутиновидные нити, которые выходят из светящейся  массы
под действием разных эмоций, поэтому каждая  ситуация  взаимодействия  или
любая ситуация, где участвует  чувство,  потенциально  опустошительна  для
светящегося тела. Вдыхая справа налево при воспоминании чувства,  сталкер,
используя магию дыхания, подбирает те нити, которые он оставил позади.  За
этим  сразу  следует  выдох  слева  направо.  При   его   помощи   сталкер
освобождается от тех нитей, которые оставили в нем другие светящиеся тела,
участвовавшие в том событии, которое вспоминается.
     Она сказала, что это обязательная предварительная  ступень  искусства
сталкинга, через которую прошли все члены ее партии как через  введение  в
более сложные упражнения этого искусства. Если  сталкеры  не  прошли  этой
предварительной ступени, чтобы вернуть те нити,  которые  они  оставили  в
мире, а в особенности чтобы выбросить нити, оставленные в них другими, нет
никакой возможности практиковать контролируемую глупость, потому  что  эти
чужие  нити  являются   основой   для   безграничной   возможности   роста
самосознания. Чтобы практиковать контролируемую глупость, поскольку это не
является способом дурачить людей или чувствовать превосходство  над  ними,
нужно быть способным смеяться над самим собой. Она сказала, что  одним  из
результатов детального пересмотра является искренний смех при столкновении
лицом к лицу с надоевшим повторением  самовлюбленности,  которая  является
сущностью всех человеческих взаимодействий.
     Флоринда подчеркнула, что правило определило  искусство  сталкинга  и
искусство сновидения именно  как  виды  искусства,  поэтому  они  являются
чем-то таким, что люди исполняют. Она сказала, что  дающая  жизнь  природа
дыхания является тем, что дает в то же время способность очищаться. Именно
эта способность превращает пересмотр в практическое дело.
     При нашей следующей встрече  Флоринда  подвела  итог  тому,  что  она
назвала последними указаниями. Она сказала, что поскольку общее заключение
нагваля Хуана Матуса и его воинов было то, что мне не придется иметь  дело
с миром повседневной жизни, они обучили меня искусству  сновидения  вместо
искусства сталкинга. Она объяснила, что  это  заключение  было  радикально
изменено и что они оказались в  неудобном  положении.  У  них  больше  нет
времени  обучить  меня   искусству   сталкинга.   Ей   придется   отстать,
задержавшись на периферии третьего внимания для того, чтобы выполнить свою
задачу позднее, когда я буду готов. С другой стороны, если  я  покину  мир
вместе с ними, эта обязанность будет с нее снята.
     Флоринда сказала, что  ее  бенефактор  считал  три  основные  техники
сталкинга - ящик, список событий  для  пересмотра  и  дыхание  сталкера  -
пожалуй, самыми важными задачами, которые может выполнить воин. Он считал,
что  глубокий  пересмотр  является  самым  действенным  средством,   чтобы
потерять человеческую форму.  Поэтому  сталкерам  легче  после  пересмотра
своей жизни использовать все неделания самого себя,  такие,  как  стирание
личной истории, потеря самомнения, ломка ритуалов и т.п.